Это больно.
Как бы я ни кричал на каждом углу о том, какая ты сволочь, как бы ни шептал вечерами в исступлении, уверяя самого се6я в том, что я тебя ненавижу, это не изменит моей любви к тебе.
И это больно. Моя любовь слепа, фанатична, она граничит с безумием. Ты – мой повелитель, мой хозяин, мой бог. Ты для меня – все. Я люблю тебя, и это чувство приносит лишь глубокую печаль, затягивая меня в темную глубину отчаяния. Но об этом никто не догадывается. И не догадается никогда – моя броня из улыбок, шуток и слов идеальна, без единой трещины даже случайно промелькнувшей боли. А я сам не скажу ни слова, даже тебе. Особенно тебе.
И это больно. читать дальшеЗнаешь, ты бываешь очень жесток. Хотя нет, ты жесток всегда, но я часто этого не замечаю. Почему? Все просто: эта ненормальная привязанность извратила вконец мои чувства и желания, так что твои грубые, причиняющие боль руки мне милее нежных, полных заботы объятий Лави. Ну почему, почему именно ты? Ведь он больше достоин любви, а я не могу дать ему ничего, кроме фальшивой улыбки, создающей эфемерную иллюзию ненастоящих, несуществующих чувств... И это тоже больно. Но я ничего не могу с собой поделать: когда я вижу тебя, мне хочется упасть перед тобой на колени и молить лишь об одном: снова оказаться в твоей власти. Снова ощутить позор, горе, обиду, даже смерть – лишь бы от твоей руки, лишь бы ты только прикоснулся, пусть касание – всего лишь удар. Если ты просто попросишь, я спасу этот мир или разнесу его ко всем чертям, только попроси… Но ты ведь не попросишь, не так ли? И это тоже больно.
А я, я из последних сил, собирая остатки потерянной гордости, натяну на лицо маску праведного гнева, а затем и безразличия. Я не паду ниц перед тобой, не посмотрю на тебя. И пускай душа истечет кровавыми слезами, я, не без помощи Четырнадцатого, вырву из сердца это неправильное, отравляющее меня чувство. Я забуду тебя, как страшный сон. Пусть это и будет больно.
И, знаешь, когда наваждение спадет, я приду к нему. И покажу настоящую улыбку и настоящие чувства. Тогда уже не потребуются маски, фарс и искусная игра, я смогу говорить правду. И мне больше не будет больно.
Но это будет потом. Потом, когда я смогу побороть свою нереальную тягу к тебе, когда вспомню о чести и достоинстве. Потом… А сейчас, прижимаясь во сне к рыжей макушке Лави, чьи отросшие волосы в темноте так напоминают твои, я думаю только о тебе, учитель. И это больно.